13:53

достает фокусника из кролика
вечер, маршруика. снимаю наушники, оглядываюсь по сторонам. молодой человек напротив ловит взгляд и нажимает на звонок остановки. утвердительно киваю. выходим, расходимся в разные стороны. он в спину: "девушка, извините, вы пингвин?" я - "нет".

22:57

"Сколько человека не воспитывай, а ему все равно хочется жить хорошо"©
Вечер. Люди возвращаются домой - кто с работы, кто с прогулки, кто с детьми. Торопятся. Спешат.
У подъезда их встречают три девушки в камуфляжной одежде. С серьезными лицами они поглядывают вокруг и как будто чего-то ждут. Время близится к ночи.. Вскоре появляется последний запоздалый жилец. Не успевает он приблизиться к дому, как его накрывает чья-то тень. Он инстинктивно поднимает глаза, и взгляд натыкается на щербатую плотоядную улыбку. Вампир. Остолбенеешь – и ты мертв. Но вот блеснула серебряная сталь и нечисть распадается на две половинки. Девушки не дремлют. Командир их отряда С. спасла еще одну человеческую жизнь. Обнажив оружие, все трое провожают человека до подъезда.
Время пришло… А значит, надо быть начеку. Поменяв мечи на огнестрельное оружие, девушки занимают оборонительную позицию.
Внезапно тишину нарушают свистящий хрип и вой. Дом постепенно окружают черные тени. Они передвигаются молниеносно. Их много и они хотят попасть внутрь. Но допустить этого никак нельзя! Темноту прорезает череда выстрелов. Отряд хладнокровно и профессионально делает свое дело. Только С. все время поглядывает в небо..
Слева раздается женский крик. Вампиры-таки нашли жертву. И кто додумался выйти на улицу в эту ночь? Оставив напарниц сдерживать натиск у дверей, С., чертыхаясь, устремляется на голос. Трое. Значит, можно справиться без труда. Только торопись, торопись! А то их станет больше! Серебряный кинжал пришелся кстати. И вот спасенную девушку уже вталкивают в подъезд. Сверху раздается хохот.. С. бледнеет, отряд отступает внутрь. На ступеньки опускается Л. Самый сильный, самый хитрый. Глава всех остальных. Вампир.. Черные крылья, черная одежда, серебряные волосы, собранные в хвост, синеватая кожа, острый взгляд восточных глаз. Гипнотический взгляд. Он медленно подходит к двери, но открыть ее не просто – двойная защита, двойной барьер. Усмехается.. Отходит.
- Один на один. Согласен? – предлагает командир отряда.
- Э-э, нет. Против серебряных пуль? За кого ты меня принимаешь? – глубокий обволакивающий голос, он продолжает усмехаться. – Скоро светать начнет…, - недовольный взгляд в небо. Л. грациозно кланяется и, расправив черные крылья, взлетает вверх. Остальная нечисть, неотрывно глядя на дверь, исчезает в темноте.
Девушки выходят, осматривают территорию. На этот раз обошлось. Неожиданно легко. Или? Вздохнув, С. с одной из напарниц возвращаются к подъезду. Неожиданный выстрел сзади, крик и хохот. Опять хохот. Л?! Развернувшись, они видят его в небе с бессознательной третьей девушкой в руках.
- А если так? Согласна? – хитро улыбается Л и отпускает ее.
- Чтоб тебя! – выстрел, второй, третий.. Задела!!
Л. падает на землю, у него повреждено крыло. Но тут же вскакивает на ноги и замирает – он на мушке. Ждет, неотрывно глядя в упор. Но С. почему-то медлит.
Быстрое движение и оружие летит на землю. Шея зажата руками.. Торжествующий взгляд черных глаз. Это конец?
- Стой! Ты хочешь узнать о своем прошлом, Л.? – последняя попытка выжить и все изменить.
Хватка ослабла.. Прищурившись, Л. долго испытующе смотрит:
- Говори..
- Раньше ты был обычным человеком, Л. Слышишь? Обычным человеком! А не родившимся в клане вампиром..
Черные крылья вздрогнули.
- … и у тебя была возлюбленная!
Гневный взгляд, взметнувшиеся вновь крылья и шея опять сжата так, что, кажется, сейчас просто хрустнет.
- Кто?! Говори! Кто?!
Задыхаясь, еле слышным шепотом:
- Я…
Падая на землю, последнее, что она видит перед тем, как потерять сознание, взметнувшуюся вверх темную фигуру…

@темы: фантастика, проза

13:28

лопаточкой в глазик
зависть.
она поглощала ее с разных сторон. медленно откусывала от нее по кусочку, зависть была как крыса, поедающая мертвое тело исследователя.
сравнение зависти с лабораторной крысой, а ее - с ученым неслучайно. она изучала способы побороть крысу, развить крысу, кормить ее и морить ее голодом.
но видимо-невидимо для крысы еды и крыса умна.
крыса в силах есть сама, когда она уже не крысеныш.

вот и получается, ходит красивая девушка и страдает: "Ах, у Александры такие красивые косы! А у Натальи легкий характер и много друзей! Ах, мне бы всех Дарьиных поклонников!"
только она не думает совершенно из-за этого о том, что что у нее красивые глаза, что волосы отрастут, что большая грудь и стройная талия помогают поверить в себя, если их заметить.
не замечает...
крыса жрет.

@темы: мелочи

мир номер ноль.
Зима не кончается. Ощущение, что не кончится никогда.
С каждым днем кровь все медленнее бежит по венам. С каждым днем сердце все замедляет свой бег.
И некому дыханием греть холодные длинные пальцы.
Не с кем летать с крыши.
Нет бледных губ, которые так хочется целовать перед уходом. Бессильно. Целовать перед полетом.
Разрываются легкие и хочется ломать эти чертовы тонкие пальцы. Стягивать кожу с выщербленных ключиц.
Хочется курить. Очень.
Хватит этих глухих и безлюдных улиц. Вооруженных. Выстуженных.
Мне бы твою руку. Твое плечо. Мне бы пепел этой зимы стряхнуть с волос.
Мне бы не быть собой.
Мне бы в небо.
По щиколотку. По колено. По ключицы.
Мне бы тонуть в нем. Хватать воздух ртом. Задыхаться.
А нервы - тросы из хромированной стали - не выдерживают. Выжигаются до основания. Болью. Рвутся один за одним. Отпускают в небо.
Холодное.
Чужое.
Мне бы выжить, meine Liebe.
Весна не настала.

@музыка: Evanescence - Oceans

@темы: с.нежность

01:36

улыбнись
- С тобой мужчина будет пить хороший коньяк. Без тебя мужчина будет пить много. Бедовая ты. - Вздохнув, размашисто одарил меня зачетом преподаватель. Философия.

- Не угадал философ, не люблю коньяк, предпочитаю водку. - Затянувшись, смотрю на голые деревья. Зима.
- Это ты не угадала. - Хмыкаешь и уходишь. Всегда.

- Ты пьяная.
- А то ты не пьяный!
Ну давай, хмыкни и уйди...
- Пошли.
На балконе хлама больше чем во всех комнатах, вместе взятых, сигареты падают, я в углу. Зажата.
- Аккуратнее. Ты в четырех миллиметрах от судьбы и в одном от удара в нос.
- Не переживай. Я отмерю без ошибок.

- Что теперь между нами?
Передо мной полупустая банка пива и недокуренная сигарета на похмельный завтрак. И ты. Что-что...
- Две стороны и угол между нами. Геометрия, 7 класс. Не учил что ли?

Никто не угадал.


+


@темы: бедовая

21:33

Темный Лорд улыбнулся во всю тысячу зубов. (с) Как говорила моя бабушка:"Лучше выстрелить, перезарядить и ещё раз выстрелить, чем светить фонариком и спрашивать "Кто здесь?"
Я лгу, я лгу уже просто потому что привыкла, это ужасно.
Это как игра, умер-воскрес, всё становиться не важно, тем более такие мелочи как слова, ну сказал и сказал, взял и стёр себя, вот и нет тебя.
Порой безумие просто непрестанно окатывает тебя с головы до ног или мягко омывает, утягивая на самое своё дно.
А ты смотришь на всё это сверху, как будто и не ты, безразлично так смотришь на огромные невидящие глаза, под толщей воды, на бледное искажённое растерянностью и непониманием лицо, на руки, тянущиеся к тебе...медленно исчезающие руки в тёмной воде.
Я лгу самой себе, и это ещё ужасней.
Всё хорошо, у меня всё хорошо, я справлюсь с этим, потому что это я, потому что я не могу не справиться.
И кажется это верные слова, это верный настрой, но именно это и становиться последней каплей, той слезой, что скатываясь с твоей щеки, разбивается вдребезги об асфальт с невероятной высоты...вместе с тобой.
И вот ты стёр себя.
но, курсор продолжает мигать, можно молчать вечно, отмахиваться многоточиями, от всех этих выдумал/стёр, от всех этих трупов на твоих руках...сколько раз ты убивала себя? сколько раз отказывалась? сколько раз задвигала на задний план, ставя выше себя всё что угодно, любой мусор, оправдывая это...но не себя?
молчишь? плачешь? больно?
Есть ли на твоём безразличном лице, в твоих пустых глазах хоть намёк на чувства, хоть тень жизни?
Что я хочу от тебя? Нет, не признания что ты никчёмная куча дерьма, лживая неудачница, я просто хочу спросить тебя, зачем ты это сделал с собой?
Не говори о других, последнее слово всегда оставалось за тобой, принимала решения только ты.
Вокруг тебя существует только пустота, серость куда ни глянь, но это не снаружи, это изнутри, и все свои представления ты строишь исключительно на этом.
Я спрошу ещё раз, что ты сделала с собой?
Разве это было нужно? Рассыпаться в прах отчаяния, становясь язвительно-злой и безразличной, кричать своим видом каждому "Я ненавижу всех вас!!" и плакать потом "Почему меня не любят??"...уходить, исчезать, замерзать где-то между сном и реальностью, забываясь мыслью "Значит так суждено."
Ты не хочешь меняться, эти глаза, полные судорожного отчаяния, это лицо с бледновато-мутной кожей, эти тонкие, бледные руки тянущиеся сквозь толщу воды в тщетных попытках выбраться...всё это тебя так завораживает.

@темы: Шляпа

I Don't Think About You Anymore But I Don't Think About You Anyless
Молоко, зачем же я купила сегодня молоко? Понедельник ведь, к концу недели скиснет. Я же не покупаю молоко по понедельникам. Если бы я купила, скажем, сока, весь понедельник был бы другим. Зачем же я купила молоко?
Должно быть, мне надо просто отдохнуть, это все из-за раннего утра. А может, и из-за хлопотливого вечера: сумку собрать в дорогу, вещи перегладить, покормить бабушкиных котов. Вот оно, коты. Я о них думала во время покупок.
Как вообще с ними быть, с котами-то? Раньше они были настоящими уличными бродягами, подкармливаемыми бабушкой. А сейчас, в самый неподходящий из всех возможных моментов, они превратились в домашнюю беспомощность. Именно сейчас, когда следить за ними некому, когда бабушка заболела.
Помнится, у нас была прекрасная кошка, моя первая и единственная, а все следующие − были бабушкиными, слушались только ее. Она проводила с ними больше всех времени, возилась, разговаривала, ругала. Я знаю, ей казалось, что она не такая одинокая, когда оставалась дома одна. И мне бы так казалось с моей первой кошкой Муркой (имена кошкам выбирала бабушка, оттого в нашей семье были одни Мурки), только вот в детстве я никогда не оставалась одна. Я всегда была с бабушкой, везде и всюду.
Да и Мурка моя была чересчур независимая, она бы долго со мной не сидела, в отличие от бабушки. В день, когда я принесла этот маленький черный комок в дом, я надеялась, что кошка станет моим лучшим другом. Выкармливая ее из соски, купая с дустовым мылом от блох, закапывая ей уши от клещей, я верила, что взращиваю нечто большее, чем просто кошку. И она была хороша, она была верной. Но слегка повзрослев, она пошла своим путем. Я часто думала об этом, я всегда боялась быть неблагодарнее этой кошки.
Зачем же я купила молоко?
Должно быть, я думала о лучших друзьях. Кроме бабушки, в моей жизни был всего один такой. Такая. Мы познакомились еще в раннем детстве, когда вместе со своими бабушками стояли в очереди за молоком. Мой бидон был белый и неинтересный, что очень меня расстраивало, а ее − ярко красный в горошек. Это было предсказуемое знакомство, люди ведь часто знакомятся из-за бидонов. Покупка молока в фургончике, на котором его привозили, стала одним из ритуалов моего детства, одним из атрибутов нашей дружбы и дани помощи моей бабушке.
Почти пятнадцать лет прошло, и сегодня мы с бидонной подругой не разговариваем. Мы прошли через многое, ругались и мирились не раз, поэтому я знаю, что обида ее будет не долгой. В субботу у нее был девятнадцатый день рождения, а я не смогла появиться на празднике. Было столько хлопот, и оставить маму одну с больной бабушкой я не могла. Подруга на то и подруга, что позлится − и простит. Хотя сейчас она мне нужнее, чем в другие дни.
Зачем же я купила это молоко?
Должно быть, я думала о вчерашнем свидании. Хотя, оно было настолько ужасным, что и думать о нем не стоит. Вчерашняя романтика ограничилась рейдом по городским аптекам и покупкой памперсов для стариков. Неловкости добавляло мое непривычное молчание и попытки друга заполнить тишину невнятными вопросами, ответа на которые он все равно не получил. Погруженная с головой в свои мысли, я не слышала ни одной, из его фраз.
Помнится, мое самое первое свидание было таким же, только без аптек. Я ужасно нервничала, и весь день провела на диване перед телевизором, в невыносимом ожидании вчера, как смертного приговора. Бабушка сидела рядом и уговаривала меня съесть хоть что-нибудь. Она рассказывала, как они познакомились с дедом, как дело обстояло со свиданиями в ее времена. Мне тогда так захотелось увидеть ее, хотя бы издалека, в расцвете ее юности, на свидании. Конечно, уверенности мне бы это не придало, она-то была красавицей. Но как вести себя, я бы знала наверняка. Она была моей ролевой моделью.
Зачем же я купила это молоко?
Должно быть, это погода. Знаете, она ведь необъяснимо влияет на наши покупки. Еще недавно всюду был снег, будто всюду пролито молоко. И совсем недавно он стал сереть. В день, когда я это заметила, бабушка перестала вставать с кровати. Снег растаял, и теперь повсеместно вязкая грязь.
Помнится, апрель всегда начинался с уборки бабушкиного палисадника. Даже когда она с трудом ходила, она все же брала грабли и освобождала свои многолетние цветы от тюрьмы прошлогодней сгнившей листвы. Маленькой лопаточкой окучивались кусты крыжовника, секатором подрезались ветви китайской вишни и черной рябины. Голые лианы декоративного винограда, обвивающие забор, пускались промеж металлической арматуры. Все тщательно подготавливалось к приближающемуся времени цветения. Сейчас же палисадник чахнет вместе с бабушкой, все еще не отойдя от зимней депрессии.
Но почему я купила сегодня молоко?
Должно быть, виновата простуда. Когда голова раскалывается, а глаза вот-вот выпрыгнут из орбит, хватаешь с полок в магазине все, что надо и не надо. Я научилась не замечать простуду, даже почти не лечу ее. Может, молоко мне нужно было потому, что горло взрывалось подобно вулкану?
Помнится, в детстве я часто болела, и бабушка поила меня молоком с козьим жиром. Ей даже неплохо удавалось заставить меня проглотить эту отвратительного вкуса жижу. Рано утром она вставала и замешивала тесто для блинов, чтобы порадовать меня после моей ночной схватки с температурой. Из кладовки доставался мед, а из подвала − варенье. С таким уходом болеть было не так тяжело.
Почему я купила сегодня молоко?
Должно быть, это из-за недосыпа. По понедельникам я встаю в пять утра, чтобы успеть доехать до института, не опоздав на пары. Два с половиной года назад, поступая в вуз в другом городе, и собираясь поселиться в общежитии, я и не подозревала, что столь ранний подъем в утро понедельника настолько негативно будет воздействовать на мои мозги, что и список покупок не смогу запомнить. Меня волновала, разве что, возможная тоска по дому, но все как-то сразу пришло в норму, как будто я всегда жила на два города.
Помнится, в восьмом классе у меня был бронхит. Мы с родителями только что переехали в отдельную квартиру, на три дома по диагонали от бабушки. Мой недуг целый месяц удерживал меня дома. И хотя бабушка жила на той же улице, ходить к ней все равно было недозволенно. К тому времени она уже редко выходила из дома, и больные ноги превращали подъем на наш второй этаж в пытку. Потому и она меня не навещала. Я тосковала по ней ужасно. Каждое утро я просыпалась в полпятого утра и замеряла температуру. Пять минут "температуромерения" сопровождались самой искренней молитвой в моей жизни, чтобы жар спал.
Почему я купила сегодня молоко?
Должно быть, это из-за проблем с учебой. Я всегда была отличницей, а в последнее время не брезгую и тройками. Голова моя забита вовсе не учебными делами. Помнится, первая моя двойка была по математике. Уже придя домой, я разревелась, как никогда до этого. Бабушка не стала меня успокаивать, она присела рядом и сказала, что это хорошо, что я плачу. Это значит, что мне стыдно, значит, что у меня есть совесть и самоуважение. А это куда важнее двоек. Бабушкины слова преследовали меня потом всюду. Должно быть, они − мое жизненное кредо.
Почему же я купила сегодня молоко? Двадцать минут назад мне позвонили и сказали, что бабушка умерла. Было ровно восемь часов. Понедельник. И первой мыслью было: "Почему же я купила сегодня молоко?"

Кто мы?
Привет, мой мальчик. Никогда не говорила тебе "мой мальчик", никогда не говорила тебе "мой". А надо было. Надо было связать тебя по рукам и ногам мной. Моими взглядами, привычками, смехом, звонками в восемь ноль-ноль (утра и вечера). Надо было не давать тебе продыху, чтобы ты задыхался от меня, а думал - что от восторга. Надо было заткнуть все прорешины в тебе мыслями обо мне. Мыслями о моих духах (или это просто запах кожи?) и длине волос.
Я вычеркиваю из сердца всех в порядке алфавитной очереди. Сидим с подружками в закусочной (моя одежда опять провоняется жареным), и без имен обсуждаем, что происходит. Я говорю, что все, кажется, кончено. Говорю об этом в первый раз и сама умиляюсь своей трагичности. Все кончено, говорю, но я спокойна.
- Значит ты не любила, если принимаешь все так ровно.
Да откуда вам знать о моих чувствах?! Откуда мне знать о моих чувствах?.. Единственное, что я знаю наверняка, так это то, что я без ума от карих глаз и курящих губ и пальцев. От дыма через нос и молчания. Меня пугает эмоциональность. Я сама не всегда понимаю, чего от меня ждут в эмоциональном плане, поэтому нередко преувеличиваю реакцию. Или наоборот, остаюсь слишком холодной. Я не умею бурно радоваться, показывать любовь и нежность чрезмерно. Я умею лишь отчаиваться. Но, чтобы не было перевеса, и это в себе сдерживаю.
Мой мальчик, они пытаются объяснить, что я чувствовала, когда ты приходил, писал, звонил и не звонил.
Я вычеркиваю тебя теперь. Как жаль, мой мальчик, что вычеркиваю. Еще живо ощущение, что все наладится. Но тебя нет. Я даже уже оплакала тебя. Мы были тогда еще вместе, но я уже оплакивала нас днями и ночами. А теперь мне даже кажется, что, позови меня сейчас обратно, я бы прибежала к тебе.
- Мне нечего тебе сказать, sorry, - говоришь мне ты. Я молчу в ответ. Мой мальчик, мы так похожи! Мне тоже совершенно нечего тебе сказать. Почему мы не можем набраться мужества быть рядом молча? Почему идем на поводу у других?..
- Когда любишь, - говорит подруга, - ты не можешь так просто отпустить человека. И не можешь потом запросто дружить с ним. Ты не любила.
Какая теперь разница, что было? Я знаю лишь, что от глаз его мне было трепетно. Я знаю лишь, что ждала звонков. И знаю, что не спрашивала себя "а люблю ли?".
Мой мальчик, я никогда себя не спрашивала.
- Как бы ты описала себя, какая ты?
- Я море. Внутри меня - море.
- Ты соленая - морская?
Мальчик мой, как я могу теперь все это обесцветить и забыть? Сообщения, засвеченные фотографии, звонки и идеальные поцелуи? Я стараюсь уложить это в своей памяти и сказать: "это было раньше, больше этого не будет, ничто никогда не повторяется". Принять память - это самое большее, что я могу сделать для нас. Я бы очень хотела, чтобы перед сном ты думал "Как же мне было тебя мало".
Мальчик мой, я так хотела бы быть с тобой. Но знаешь, я передумала.

@темы: отражения

20:18

baking bread
часть 8.
- Хэй, Кейт, что будешь делать в Рождество?
Она встревоженно на меня посмотрела, и я догадался, что она об этом еще не думала. Даже так - она вряд ли была в курсе, что сейчас декабрь.
- Думаю, закрыться в подвале. Там никто не будет раздражать меня громкими песнями и фонариками на каждом окне.
- Как уныло. Не хочешь со мной на побережье?
Прошлое Рождество мы провели вдвоем на заснеженном берегу, плавно уходящем в скованное льдом море. И я не был уверен, что в этом году она захочет провести праздничные каникулы с Нэтом, но с другой стороны у нее больше никого не было, поэтому я не мог не воспользоваться шансом.
- Что ты молчишь? Там снег, Кейт! А здесь слякоть и фонарики. Поедешь со мной?

В ту зиму за месяц до отъезда в Джульярд Кейт порвала связки на ногах, что стало концом ее балетной жизни. Она не плакала ни от боли, ни от обиды, но будто умерла для всех. Боясь, что предрождественская восторженная суета вокруг ранит ее еще больше, я увез ее в тихую деревеньку. Она не могла ходить, поэтому каждый день на руках я носил ее на берег моря и оставлял там в одиночестве на несколько часов. Только в Рождество Кейт предложила мне остаться и любоваться бесконечным морем вместе с ней, впервые за полторы недели заговорив со мной. В порывах ветра я услышал звуки вальса. На лице Кейт блуждала задумчивая улыбка, она тоже слышала мелодию.

- Дилан, это ветер поет для нас. Давай потанцуем?
- А тебе не будет больно?
- Танцевать никогда не больно. Я попробую встать.
Наклонившись к ней, я попросил ее крепко обхватить меня за шею и поставил на ноги. Двигаться она не могла и еле сдерживала чувство досады.
- Похоже, тебе пока придется полностью довериться мне, - я приподнял ее, и башмачки Кейт оказались на моих ботинках. - А теперь держись, венский вальс не любит нерасторопных.
Обхватив ее талию, я кружил нас среди белых просторов. Она опустила лицо, но по вздрагивающей спине я чувствовал, что она плачет. Я никогда не стеснялся плакать при других, но тогда очень боялся, что она заметит, что и у меня по лицу сползают слезы и, срываясь с подбородка, скрываются в складках шарфа.
- Посчитай мне, пожалуйста! Посчитай, а то я сбиваюсь!
- Хорошо... Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.


- Ну так что, Кейт? Поедем?
- Да, Натан, я знаю одно красивое место на побережье.


+


@темы: вырванные страницы

23:42

они всё-таки будущие лётчики, а у меня цветы.
А глаза его были синими.
Стоп, почему сразу были-то?
Ведь он придёт, пусть ещё не скоро, но придёт.
Она ждёт его уже сорок минут, нервно комкая в руках салфетки, допивая третий американо. С чего ради, собственно? С какой радости?

А глаза его были синими.
Она заметила это ещё тогда, ранней весной, когда он ворвался в её жизнь нежданно негаданно. Хотя, нельзя сказать, что она его не ждала. Ей хотелось перемен, свежего воздуха, словом всего что угодно, лишь бы не так как раньше. Но такого она не предполагала.
Едва появившись в её жизни он тут же захватил её полностью. Моментально она стала принадлежать ему - с головы до пят.
Впрочем, она и не жаловалась. Её мгновенно переполнил влюблённый восторг.
Она была без ума от его, узнаваемой за квартал, размашистой походки - ниже его на полторы головы она едва за ним поспевала, поэтому всегда, словно бы, следовала за ним.
От его рук - худых и нескладных, но дарующих покой, стоило ему только обнять её.
И, конечно, от его синих, пронзительно синих глаз.
В этих глазах она увидела уверенность, мол куда ты - туда и я, никуда не отпущу, никуда не денешься. Сперва она испугалась, но потом не то привыкла, не то, скорее, осознала, что теперь её жизнь, судьба, называйте как хотите - будет тонуть в его синих глазах.

А глаза его были синими.
Поначалу как апрельское небо, затем как море, к которому они приехали, как он неоднократно повторял, "на поклон".
Лето сменилось осенью, синева неба ушла на второй план, её затенили жёлтые листья и мутные лужи.
Ей начало казаться, что то ли искра потухла, то ли что-то замёрзло внутри. Его синие глаза уже не манили пуститься вплавь, а руки не так согревали. Словом, хандра и меланхолия. Она начала опаздывать, приезжать за полночь на такси, наигранно весёлой и пьяной.
Надо отдать ему должное, он не молчал и не устраивал сцен. Парой фраз он приводил в порядок хаос, царивший внутри её головы.
Но она рыдала у него на плече, ломала сигареты и проливала заботливо налитый им чай. Пыталась доказать ему, что они не пара, что всё сложно и она чертовски запуталась.
Так продолжалось до начала зимы. Вопреки её ожиданиям не было ни снега ни морозов, столь ей привычных.
Они продолжали видеться, гуляли по улицам мимо, уже новогодних, витрин. Она старалась не смотреть ему в глаза.

А глаза его, по-прежнему, были синими.
И вот она ждёт его уже сорок минут, заказав четвёртый американо. То и дело она смотрит на улицу, пытаясь издалека увидеть его, а он всё не идёт.
Но он обязательно придёт. Это так же точно как то, что за зимой всегда следует весна.
И его глаза всегда будут синими.
10.12.11.

+


@темы: водовороты

02:19

покричи для меня
1
Мотель. Двадцать четыре. Оранжевая лампа, согнутая в цифру «2», на вывеске мигает и щелкает. Открыто двадцать четыре часа в сутки – наверное, именно это они хотели сказать. Приходится долго ждать, чтобы в дверях появилась толстая негритянка средних лет. На ней футболка с сальным воротом, светло-голубые джинсы, разрезающие ее короткое тело на сектора, словно ветчину, перетянутую веревкой. Ее пальцы блестят от жира. Она дает тебе ключ.
На окнах рваные противомоскитные сетки. Постельное белье пахнет прачечной и дешевым порошком. Поверхность прикроватного столика пузыриться черными следами от сигарет, на ковре большое коричневое пятно, видно, что его пытались вывести – на его месте появилась залысина. Ты думаешь о том, зачем стелить в гостиничных номерах белый ковролин. Он, наверное, когда-то действительно был белым, а сейчас принял цвет яичного белка. Да, яичного белка. Яичный белок с грязным пятном от кофе в самой середине.

Никогда не трогай пульт от телевизора в гостиницах.

Ты открываешь мини-бар, достаешь виски, которого хватит на пару глотков, садишься на кровать.
Тебе сорок семь. Ты – копия своего отца. Был бы копией, если бы тот дожил до сорока семи. Ты видел его только раз в жизни, когда он пришел к девятнадцатилетней матери просить денег на очередную дозу. Она положила тебя в кроватку, но ты смотрел через узкую щелку двери, как он бьет ее.

Ты ненавидишь эту страну, бесконечную дорогу, серый асфальт, поджаренный на солнце. На всех картах обведенная красным маркером трасса выглядит как вена, соединяющая два океана. Ты ненавидишь рыжую пыль на сапогах. Воняющих потом и грязью дальнобойщиков и их захламленные кабины грузовиков. Мотели с плесневелыми душевыми кабинами и кроватями, на которых трахается уже, наверное, третье поколение проституток и бродяг. Пресный кофе в бумажных стаканчиках на автомобильных заправках. Запах машинного масла.

Ты ненавидишь много вещей. Тебе сорок семь.
У тебя на лбу две глубокие морщины, а на небритых щеках много мелких. Уголки губ с каждым годом опускаются все ниже и ниже. Твое лицо стало серым, под глазами многолетние синие мешки. Ты ненавидишь свое отражение в зеркале.

Ты допиваешь виски. Тебе сегодня сорок семь.


2
В Европе есть традиция – на месте, где погиб велосипедист, ставится велосипед. Его красят в белый цвет и приковывают цепью к уличному столбу. К велосипедам приносят цветы, свечи, игрушки и фотографии, вешают таблички с именами и датами. Велосипеды-призраки.
Первый раз я столкнулся с этим, когда своими глазами увидел, как автобус сбил велосипедиста, выехавшего на перекресток. Обзор водителю закрывала стена дома, поэтому он просто не успел затормозить, когда парень появился на проезжей части. Он отлетел на несколько метров, и остался лежать на земле, замерев в настолько неестественной позе, что, казалось, в его теле сломана каждая кость.
Собралось много людей. Через несколько минут парня уже грузили в машину скорой помощи. Тогда он еще пытался что-то говорить. В корзинке его покореженного велосипеда лежали книги и еще какие-то вещи в бумажном пакете.
На следующий день я шел на работу тем же маршрутом. К столбу светофора был прицеплен белый велосипед. Я остановился. Один девять девять один тире два ноль один один – напечатано на белом листке . Парню было двадцать лет.


+


@темы: пентеракт

21:23

покричи для меня
Карты вен на твоих руках – тайные шифры к египетским подземельям, что паучьими сетками раскинулись у самого дальнего берега золотистого Нила.
Песок задувается мне в глаза, липнет ко лбу; где-то высоко в бесцветном, словно старые джинсы, небе горит злая звезда, она прожигает наши тела насквозь.
Я устал; я иду уже сорок пять тысяч лет - именно столько нужно идти, чтобы забыть тебя, чтобы выбросить все, с тобой связанное, из головы.
Мои ноги истерты в кость, а в ладонях ржавеют гвозди, кровь с венка капает на лицо. Может быть, я просчитался? Может, пошел не по правильному пути?
И подушки все еще пахнут летом твоих волос, медом твоего тела. Я отдал бы все, чтобы вернуть его, чтобы вывернуть память вспять. Скажи, что мне делать?
Швы на моем больном сердце гноятся и рвутся, как на собаке. Врач сказал, я буду жить, если вовремя вытащить нож, случайно забытый тобою во мне.
Я пошел бы домой, если бы помнил, где я живу. Я бы не умирал, если бы вспомнил, как нужно есть и дышать.
Ты – мое эм ка ультра. Твое имя стоит на репите задним фоном моей долгой комы.
Я открываю глаза – зима, сплю, открываю глаза – зима.

+


@темы: пентеракт

14:29

Темный Лорд улыбнулся во всю тысячу зубов. (с) Как говорила моя бабушка:"Лучше выстрелить, перезарядить и ещё раз выстрелить, чем светить фонариком и спрашивать "Кто здесь?"
трещины медленно расползались по стенам, отколупывая штукатурку, слои краски от стен, осыпаясь пылью...
Комната была пуста, даже заброшена.
На полу валялся какой-то невнятный мусор, единственное окно было заколочено, а стены покрыты трещинами, облупившейся краской и осыпающейся штукатуркой, частицы которой медленно парили в лучах утреннего солнца, которые, пробиваясь сквозь плохо заколоченное кусками прогнившей фанеры окно, пронзали комнату десятками световых лучей, расплываясь яркими пятнами по полу.
Комната была мрачной, воздух в ней был спёртый и затхлый, но при всё при этом в ней кто-то жил.
Нет, никаких свидетельств пребывания в этом месте живого существа не было, тем более из этой комнаты не было выхода, единственное окно и то было заколочено, а двери и вовсе никогда не существовало.
Этот кто-то был там/ здесь/ в ней, и оно/ она/ он был там всегда...даже не так, он просто был.
Просто смотрел на эти солнечные лучи и лужи, на этот мусор, на эти трещины,...он был спокоен.
В некоторой степени он был этой комнатой, и в то же время не был ей.
Сколько лет было этому существу неизвестно, как и то, что это была за комната, почему он в ней жил и никогда не выходил из неё? а то, что не выходил - было доподлинно известно.
Было ли это добровольное заключение или насильственное тоже никто не знал, а это существо по какой-то причине этого не помнило, оно вообще практически ничего не помнило, оно только видело эту комнату, этот мусор, эти трещины, этот бесконечный танец пылинок в лучах пробивающегося сквозь прогнившую фанеру солнца.
Лучи солнца, кстати, тут были не всегда, просто в какой-то момент они взяли и появились и больше уже не исчезали, а ещё раньше тут не было ни трещин, ни мусора, ни окна заколоченного фанерой...тут был просто угол, тёмный и очень сырой, и это существо.
И это существо помнило, что ему было всегда очень холодно, оно лежало в этом углу, хотя если бы кто посторонний взглянул в этот угол, то ничего бы не увидел, свернувшись калачиком и просто лежало, очень много-много времени, бесконечность времени, которое в тоже время было меньше самой маленькой доли секунды, так всё было.
А потом появилось окно, появились серые обшарпанные, потрескавшиеся стены, появились лучи, и это существо смотрело на всё это, и ему было спокойно.
А в это утро, казалось бы одно из многих, совсем обычное утро, но оно отличалось от других тем, что в это утро существо осознало, что оно есть, оно существует, оно материально. Оно вдруг увидело эту комнату, но увидело как-то по-другому чем раньше, увидело материально...ощутило затхлый, спёртый запах этой комнаты, ощутило грязный, шероховатый, чуть прохладный пол этой комнаты, поднесло руку к солнечному пыльному лучу и ощутило тепло....
Это была девочка, маленькая, лет 10-12, в длинной до пят, серой, драной рубахе, с длинными светлыми давно не чёсаными волосами и огромными карими глазами.
"Я здесь" сказала тихо девочка, и неуверенно вступила в солнечное пятно на полу, подставив лицо яркому солнечному свету, зажмурив глаза.

+


@темы: Шляпа

мир номер ноль.
Раз за разом подляна чувствуется сильней, будто накаляется до бела.
И лет эдак через -дцать каждый из наших будет рожден без иммунитета
или устойчивости к красивой лжи.
Правда больше не жжет глаза, потому как жечь-то больше и нечего,
исчезают защитные пленки и розовые очки.
И в один момент накрывает огромная, всепоглощающая хандра
и сворачивает, сворачивает пополам,
а затем еще и еще пополам. Пока не превращаешься в пустоту,
которую можно выкинуть, ограничить от.
Но я знаю, что кто-то из этих моих будет глух к разборкам,
к теркам и теткам, сидящим возле подъезда.
Скалить зубки так, что от одного вида захочется лечь
и больше не дышать. Никогда.
Быть с заранее прожженным сердцем,
печенью и еще чем-то.
Может быть это не первая и не последняя жизнь их,
может сталкивались уже, как шары бильярдные и
теперь узнают друг друга по глухим и гулким отзвукам.
При ударе.
И когда-нибудь им не будет хватать электрического света,
будет не освещена огромная замерзающая планета.
Будут табунами от кого-то бегать мурашки по коже,
не имеющей цвета и запаха.

+


@темы: с.нежность

Из цветов венок сплету я, им и удавлюсь (с)
Моя оболочка внушает мне отвращение. Грузная, мясистая, она давит на меня, сжимает в тисках, заставляя меня трепыхаться внутри, подобно ночной бабочке, попавшей в стеклянные застенки лампы и бьющей по ним крыльями в бесплодном страхе перед гибелью. Волокнистое мясо, пропитанное красной, безвкусной кровью, ранит мои эстетические вкусы, входя в диссонанс с внутренним содержимым. Кроме маслянисто поблескивающих внутренних органов: переплетенных сероватых кишок, пропитанной кровью пористой печени, судорожно сокращающегося комка мышц и вен, - среди всего этого анатомического царства есть что-то еще, эфемерное, тонкое, весом всего в несколько грамм, но куда более глобального и цельного, чем бренная, внушающая отвращение оболочка. Мне кажется, что пора выпустить это «что-то» (я называю это Сущностью) наружу.
Достаточно одного маленького надреза, от подбородка до ключичной впадинки, чтобы это «что-то» хлынуло вместе с кровью вниз, на пол, разливаясь алым, пламенеющим морем. Поток подхватил и унес с собой стены небольшой неуютной комнатушки, заклеенные старыми желтыми обоями. Капли крови, смешанные с Сущностью, затаившейся внутри меня, проели брешь в тонких гранях бытия этого мира. Алый океан смыл с лица земли города, страны, людей, моих родных, моих друзей, - все то, что держало Сущность взаперти. Мне весело. В ушах тяжелыми раскатами звучит задыхающееся биение сердца и радостное пение крови, плескающейся у моих ног. Я больше всего этого мира, я вбираю его в себя, я вбираю его до конца, я вбираю больше, чем весь мир – выходя за его пределы, возвращаясь в крошечную комнату, обклеенную желтыми обоями. Мой океан крови высыхает до небольшой лужи, разлившейся между вздыбленным от сырости линолеумом. Моя оболочка рушиться на глазах, а моя Сущность истекает из меня с каждым ударом сердца. Я свободен?

потому что пирожок – он волшебный!(c)
Жозефина была девушкой обеспеченой, хорошо одевалась, завтракала по понедельникам и четвергам в кофетерии новомодной тогда гостиницы `Бланко`. У нее была потрясающая фигура, высокий рост, чем она очень гордилась, красивейший разрез глаз и длинные волосы, постоянно убранные в высокую прическу. Лицо можно было бы назвать идеальным, если бы не слишком сильно тянущиеся к вискам и чересчур черные брови (цвет волос у девушки был светло русый), придававшие ее красоте какую-то необъсянимую странность. Казалось что что-то не так, но понять с первого раза было довольно трудно.
Ее родители владели большим машазином в центре города. Отцовские умельцы делали потрясающую мебель, а он, в свою очередь, не скупился и платил им за работу неплохие деньги.
Мать, с самого рождения Жози, как звали ее друзья, сидевшая дома и, нередко бранящая прислугу за мелкие повинности, пила целыми днями чаи, или прогуливалась по паркам за ручку с подругами.

Родители уже какой год пытались выдать дочь замуж, но та была своенравна и вечно `себе на уме`. К тому же, Жозефина называла себя феминисткой, и тем более не собиралась заводить какие-либо отношения с мужчиной. По крайней мере не сейчас.
Однажды, пришедший на ее порог ухажер, жаждущий руки несравненной Жози, был без сожалений выставлен за дверь чуть ли не пинками, и почти покалечен своим же чемоданом, с которым ушел из дома. Девушка нещадно спровадила его, хмуря брови, и велела не появляться на глазах боле.
---
Сидя, как-то, на скамейке в парке с подругами, она разумела себе всяческие мысли. Мимо проходили юноши и мужчины в выходных черных и клетчатых костюмах, чрезвычайно модных тогда, и улыбались хохочущим девушкам, подмигивая, вызывая тем самым еще более заливистый смех. Учителя, мать и, чаще всего, отец, ругали Жози за то, что она была так нескромна в словах и мыслях. Жозефина выглядела куда взрослее и умнее своих сверстниц. И сейчас, загадочно улыбаясь, девица решила, что ее бы очень сильно наругали за те мысли, что витали в голове.

-Хорошо, - сказала Жози, с нарочитой аккуратностью расправляя складки на легком летнем платье, - хорошо, когда между ног ничего не болтается. - Вздыхая, договорила девушка.
Потруги захихикали и покрылись румянцем, толкая ее, призывая прекратить подобные разговоры, хотя сами всегда внимательно слушали умную Жозефину, которая имела отличное чувство юмора.
-А если и болтается, то, по крайней мере, не мешает думать. - Закончила она, смотря на зеленые раскидистые деревья.

(...)

+


@темы: минутное

.Igni et Ferro.
Кошки, они всегда живут сами по себе... Но все же каждой кошке нужен человек, Её человек. Нет, не хозяин, а именно Её человек. Такой, к которому можно прийти без предупреждения, когда станет холодно, тоскливо и одиноко. Тот, кто не прогонит непутевую, защитит, когда она будет напугана осознанием собственной беспомощности перед людьми и слабости перед неизбежным... Кто приласкает, снисходительно улыбаясь, глядя в "честные" кошкины глаза, почесывая пушистые спинку, бока, животик, и пытаясь выпрямить длинный подвижный хвост.

Он может думать, что сам приручил Её, даже не догадываясь, что решение прийти к Нему, на самом деле, принадлежало Ей. Она свободна, но постоянно стремится вернуться к Нему, чтобы улечься на груди и тихо мурчать, чутко отзываясь на прикосновения тонких пальцев.

Она может уйти в любое время и пропасть на день, два, месяц, заставляя Его волноваться, нервничать. Быть может, он быстро забудет Её, а, может, будет ждать... Но она всегда будет возвращаться и даже никогда не станет ревновать его, пытаться что-то понять, глядя в Его глаза. Да и зачем? Ведь это не главное, где и с кем он пытался забыть или заменить Её... Главное, что здесь и сейчас они вместе и Его пальцы снова зарываются в мягкую шерстку, поглаживая гибкое маленькое кошачье тело, свернувшееся у него на груди.

@темы: кошкины сны

23:21

Все, что нам остается, — это жить себе помаленьку. Немножко сегодня, немножко завтра — и так далее…
Что такое одиночество? Это когда тебе 18 лет, а твои родители не будят тебя по утрам в институт, потому что их просто нет рядом, они далеко, живут уже не твоей жизнью. Это когда на кухне в специальной подставке для столовых приборов, чтобы вода могла стекать, стоит только один комплект: одна вилка, один нож, одна чайная ложка. А в ванной комнате в стаканчике только одна щетка для зубов. Это когда ты идешь в магазин после учебы и закупаешь еду только на следующий день, а потом вечером готовишь ее и кладешь в холодильник, чтобы на следующий день, придя уставшим, просто разогреть. Это когда ты куришь у себя в комнате, и никто не даст тебе по шее. Это когда тебе даже не нужно класть денег на телефон, потому что знаешь, что тебе некому звонить, а если кому-то надо, то сами позвонят. Это когда ты чудом просыпаешься по будильнику. Это когда весь вечер можно потратить на дурацкие приложения в контакте или на просмотр в очередной раз всех сезонов Гриффинов. Это когда можно ходить голым по квартире, не боясь ничего. Это когда по вечерам становится невыносимо грустно. Это когда некого обнять, когда у тебя неприятности. Это когда ты пьешь чай и читаешь книгу в тишине. Это когда тебе уже надоели порно-фильмы. Это когда у тебя возникает какое-то чувство неизбежности. Это когда вспоминаешь прошлое, когда родители уезжали на выходные за город, а ты радовался этому внезапному уединению, а иногда даже приглашал друзей, и у тебя появляется дурацкая улыбка на лице от этих воспоминаний. Это когда ты можешь целый час сидеть на кухне и смотреть в экран выключенного телевизора. Это когда начинает зарождаться привычка подливать в кофе коньяк перед сном. Это когда тебе очень одиноко.
И вот тогда ты понимаешь, что перед тобой целый мир, куча возможностей, а тебе просто хочется обнять маму. И больше ничего не нужно.

Я слишком много сомневаюсь.
- Ночь-особое время. К ночи человек устаёт лгать, лицемерить, притворяться. И чем сильнее он устанет, тем честнее он будет с собой и с теми, кто окажется рядом.
- А если все люди на земле не будут спать, они станут честнее?
- Вовсе нет. Человек не может не спать, в этом вся прелесть. Люди могут не спать сутки, двое, твое... Они начнут грубить окружающим, говорить правду, делать то, что им хочется, расползаться по норам в поисках укрытия от людей... Но они всё равно уснут. А назавтра проснутся, позавтракают, причешутся, поправят съехавшую маску и с новой силой начнут лицемерить. Только вот глаза ещё несколько дней будут выражать голод по одиночеству без людей.

@темы: очередной бред никому не нужного человека.

08:43 

Доступ к записи ограничен

они всё-таки будущие лётчики, а у меня цветы.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра