текстCтарейшины деревни совещались три дня. Чудовище тем временем выходило к самой кромке леса, оставляло следы, которые полнились кровавой росой; зубами – зарубки на деревьях, где тут же заводились крупные белые черви. И каждый в деревне чуял дыхание Чудовища – густое, пахнущее гнилой плотью и болотным туманом. - Ему нужна жертва, - заявили старейшины на четвертый день. - Девственница, - добавили, чуть подумав. – Тогда оно успокоится. "На какое-то время", - подумали они, но жители уже обрадовано гикали, потрясая вилами и факелами. Девственница – эка невидаль, пусть хоть десяток забирает, только бы убралось подальше, в самую топь, черную топь, где шепчутся безглазые мертвецы. Шагала толпа мимо справных домов, мимо хижин – искала, кого бы в жертву принести. Красива была мельникова дочка, но выставил отец десять мешков муки и красным кулаком пригрозил: не уйдете – не будет хлеба. Старейшины муку-то прибрали, а толпу дальше повели. Прелестна была кузнецова сестра, но вышел на порог сам кузнец – каждая рука с дуб толщиной, поигрывал кованым молотом в рост человеческий. Переглянулись старейшины, отступили. Так добрались до заброшенного угла, где жила Кари-сиротка. Без отца, без матери, без братьев и сестер росла она, а всего имущества – хижина, старая коза и несколько кур. Столпились люди вокруг дома: - Выходи, - кричат. Послушалась Кари-сиротка. Некрасивая, с раскосыми глазами, в штопанном платье, черные волосы встрепаны, коленки ободраны. Но старейшины снова переглянулись: - Решено, - хором сказали, - она будет жертвой. Заплакала, закричала Кари-сиротка, но кто ее слушать будет? У каждого по домам дочери да сестры, своя рубашка ближе к телу. Связали ей руки, потащили к болоту. А соседи уже кур делят и козу мельникова теща прибрала. Отвели к черной топи да привязали к коряге, чтобы не сбежала. Вот, мол, чудовище, подавись. Плачет Кари-сиротка, а ей болотные духи отзываются, жалобно стонут. Кусает губы Кари-сиротка, а к обгрызенным губам мошкара липнет, жалит и терзает. Вокруг тьма угольная, смоляная, беспросветная стелется. Выступил из темноты олень – шерсть золотая, рога охряные, а зубы хищные, волчьи. Забилось сердце Кари-сиротки. - Ты, - говорит, - Чудовище. А меня к тебе в жертву назначили, только не тяни, быстрее ешь. Походил вокруг олень. Глаза огнем полыхают, с рогов кровь капает. Наклонился к связанной. Только чувствует Кари-сиротка: онемевшие руки свободны. Пошевелила: так и есть, вместо веревок огрызки. Шагнула она к Чудовищу, погладила по золотой шерсти, мягкой, как лён, прижалась щекой к шее. А Чудовище не страшное вовсе, теплое и молоком пахнет, вовсе не мертвечиной. Олень лизнул ее шершавым языком: - Я король леса, болотной нежити. Будешь моей женой? Подумала Кари-сиротка, вспомнила, как козу с курами делили, и кивнула. Потом рассмеялась так, что черные тени в болоте завыли по-волчьи: - А теперь, нареченный мой, пойдем за свежей кровью, пойдем охотиться. Моя деревня к югу отсюда.
И само происзведение понравилось, очень.
спасибо)
ой)))
спасибо большое