Я называл её Ничья, и никогда не интересовался, как зовут её другие.
Она была смешная, лохматая и глупая. И абсолютно неагрессивная - поэтому все её любили, подкармливали, и гладили, когда предоставлялась возможность.
Все, кроме меня.
Конечно, сейчас я буду оправдывать себя: у меня нервная работа, трудности в семье, проблемы со здоровьем, но едва ли когда-нибудь у меня получится воспринимать эти оправдания всерьез, поэтому лучше скажу прямо: у меня просто отвратительный характер и я терпеть не могу собак.
Ничья жила во дворе, который обязан пересекать каждый, кто хочет пробраться к служебному входу нашего здания, и потому прийти на работу или уйти с неё, не столкнувшись при этом с Ничьей, было невозможно.
И, конечно же, я не был исключением из правила.И, конечно же, я не был исключением из правила. Единственное, что отличало меня от остальных моих сослуживцев: то, что я ответственный за ключи. То есть я всегда был первым, кто приходит на работу, и последним, кто её покидал, и, следовательно, вставать мне всегда приходилось рано, а уходить поздно.
Я всегда терпеть не мог собак. Всегда. И Ничья исключением не была.
Когда она видела кого-то, пересекающего двор, то со всех лап бросалась к нему. Затормаживала в паре метрах от цели, возбужденно подпрыгивая, и приподнимала передние лапы, что-то выпрашивая, и каждый раз что-нибудь получала: угощение, торопливо высыпающееся из сумки, или быструю, спонтанную ласку, ведь все всегда спешат на рабочее место или домой.
Ко мне она тоже бросалась, из-за чего я и сделал вывод, что мозгов в маленькой собачьей голове немного, ведь я никогда её не кормил. Никогда не гладил, не чесал за ухом. Единственное, что я делал: со всего размаху, со всей своей стихийной ненавистью к миру отвешивал ей оплеуху, стоило ей подбежать ко мне. Или пинал, но это в основном поздними вечерами, когда я запирал двери ненавистного мне офиса, под которыми она дремала, и каждый раз наградой мне служил полный обиды и боли скулеж. Это приносило мне частичное моральное удовлетворение, и я мог спокойно идти домой или приниматься за работу.
Этого никто не знал, потому что я никогда не выходил на улицу при ком-то из сослуживцев.
Ничья словно забывала о том, что я делал, и каждый раз неслась ко мне, едва завидев - каждый день, долгие пять лет. Не знаю, почему, но тогда меня это и не интересовало - ровно до того момента, когда она вцепилась мне в ногу.
Обычное раннее утро. Автобусы только-только начали ходить, и тот, на котором я всегда добираюсь на работу, по какой-то причине не прибыл по расписанию. Пришлось потратить уйму нервных клеток, чтобы узнать, что случилось, и вызвать сестру, чтобы подвезла меня - опаздывать было категорически нельзя. Поэтому встречи с Ничьей я почти ждал - злость и агрессия кипели в груди и наверняка не дали бы мне работать.
Её клыки вспороли джинсы и кожу, и мой вопль эхом отразился от стен - точно так же, как и тысячи раз до этого - ничтожное скуление Ничьи.
Я бью её по морде - раз, другой, третий, а она все не отпускает, и смотрит на меня - снизу вверх, и на какое-то мгновение я забываю о чудовищной боли - в её, как мне раньше казалось, всегда глупых глазах сейчас не было ни намека на бешенство, которое я ожидал увидеть.
Если бы я верил тогда в то, что собаки могут испытывать человеческие эмоции, я бы сказал, что ей было грустно.
Ничью усыпили, и рыдал весь отдел - от девочек-секретарш до мужеподобной заместительницы директора.
а я прослезился только сейчас, спустя месяц.
Знаете, есть такие люди. Они постоянно перед глазами, постоянно рядом, только руку протяни - и всегда можешь до них дотронуться. И не важно, какие эмоции ты к ним испытываешь - любовь, ненависть, раздражение - это все не важно. Со временем ты к ним привыкаешь. Привыкаешь видеть каждый день их лица, слышать голос, чувствовать их присутствие. И когда они исчезают - по своей воле, по твоей, по чужой - постепенно ты сам приводишь себя к мысли, что тебе остро не хватает их рядом с собой. Любимых. Ненавистных. Раздражаемых.
Кажется, я начал считать Ничью человеком.
А ведь ненавидел всегда только собак.
-
-
12.08.2011 в 10:38