[наедине с собой]

Когда-то я любил смотреть на нее и делать ей больно. Действия одновременные, длительные. Паст прогрессив? К черту. Сейчас со мной рядом кружка с кипятком, в которой болтается остаток некогда лимона. Правила русской орфографии совсем забываются и печальные мысли о том, что России не быть Третьим Римом все чаще одолевают меня. Еще появилась одна гениальнейшая мысль, после расставания с ней, а именно: помимо Господа Бога есть еще и Дьявол. Почему-то люди все чаще (а, как мне кажется, они и вовсе не думают об этом) забывают о нем. Доступно? Вполне. Случилась беда в жизни, на кого сетуете? Конечно на Бога. Но почему о Воланде забываете? Ведь раз есть Бог, то есть и Дьявол. Со своими коварствами, со своими мелкостями, которые доводят до сумасшествия, со своими проказами в виде Аннушкиного масла. И вообще я не об этом. Я о сожалении принялся писать. Сожалели ли вы о том, что в жизни не имеете возможностей? Каких либо? Да хотя бы возможности вернуть ее, сделать что-то лучше, сделать иначе и не больно? Сожалеете? Вот я да. И мне от того жарко. И ладошки потеют. Когда совершаю какую-то неправильность всегда меня бросает в жар. Приток крови в голову, не в сердце. А, как оно, да? Вы помните ее чудесные мускатные волосы? Я даже чувствую их терпкость. Я даже чувствую сладкий запах сальных желез. Если вас возбуждает запах пота вашего избранника, то это действительно ваш избранник. А ведь это только воспоминания. Вот она сидит, волосы распустила. И лопатки, лопатки торчат. Меня всегда в ней привлекали ее тонкие, торчащие лопатки! А еще. Когда у нее волосы собраны в хвостик – она совершенно другая от того. Я не говорю, что некрасивая, я говорю другая. А сейчас она распустила волосы, запах распространился так далеко, что я чувствую его сквозь череп. Не нужны особые знания в биологии, чтобы делать такие заявления. Я с ней становился мягким, вялым, податливым. Что может быть хуже, для такого как я? Замолчите и не вините меня. Замолчите, не переношу этого. Интересно, Достоевский, если бы жил в наше с вами время, писал бы свои шедевры вручную? Т.е. на листке, как он это делал, или же используя передовые технологии? Она меня всегда поправляла. Всегда указывала на мои ошибки. Будь то капельки пасты на зеркале, неправильное ударение в слове «мизерный» или неверный темп в сексе. Да и потом, я любил засыпать с ней. И что же я сделал? Я вычеркнул ее из жизни. Из головы не вычеркнул, а из жизни сумел! А она так прекрасна. Я больше, чем уверен, что и сейчас она прекрасна. И лопатки, и бирюзовые вены на ладошках - в ней все это сохранилось. Все это есть. Но меня нет. И никогда не было. До нее был не я. До нее был человек. С ней - ничтожество. Без нее - никто. Без нее я хуже черта, тот хотя бы ноги может ломать в темноте. А я лежу. Я даже не я. А ее лопатки вечны.